Доклад на крупнейшем Европейском христианском форуме – XXХI митинге в Римини (Италия)

«Может ли современный образованный европеец веровать

в реальность Иисуса Христа, Сына Божия?»

Ваше Высокопреосвященство, досточтимый кардинал Петер Эрдё, Примас Венгрии, архиепископ Эстергомский и Будапештский, председатель Европейской епископской конференции!

Досточтимые участники и организаторы настоящего европейского христианского форума, дорогие отцы, братья и сестры!

В нынешнем году Господь собрал всех нас в Римини, чтобы мы духовным взором заглянули в глубины собственных сердец. Не в сердца тех, кто жил до нас, или тех, кто сейчас находится рядом с нами… Нет, святую правду человек способен обрести только в своем сердце.

Эта правда для каждого приоткроет тайну грядущего: что будет с миром, с Европой, с моим Отечеством и, наконец, лично со мною? И речь в этом случае идет не о видах бедствий и не о формах благоденствия. В сердечной глубине все вопросы приобретают предельную остроту, и будущее определяется в категорической форме: спасение или гибель.

Совесть как семя спасения

По слову Господа нашего Иисуса Христа, именно из сердца через уста исходит всё то, что оскверняет человека — всякий злой помысел, всякая ложь и всякое злословие (См.: Мф. 15: 18–19). И вместе с тем сердце человека — это орган его общения с Творцом на языке совести.

То самое «дыхание жизни», которое Бог «вдунул в лице» человека и сделал его «душею живою» (Быт 2: 7) — это и есть совесть, наше онтологическое знание о Божественном законе жизни. Это не тот «нравственный закон внутри нас», который наполнял священным трепетом душу Иммануила Канта. Совесть — это гораздо более глубинная и не поддающаяся исследованию особенность человеческой природы.

Одну личность, стремящуюся к свету, она может развить до высот святости. Какая-то иная личность — деградирующая под влиянием пороков и страстей — может заглушить свою совесть и вообще не помышлять ни о каких нравственных законах. Но совесть бессмертна, как и душа: она может в мгновение ока вспыхнуть в сердце самого закоренелого грешника и в считанные мгновения привести его к такой степени покаяния, которая иному праведнику дается трудом всей его жизни…

Сердце как поле битвы

О метафизике человеческого сердца написаны многие тома богословских и философский сочинений; в книгах Библии о его тайнах повествует Бог и размышляет человек. Вот и мы с вами собрались здесь и сейчас, чтобы задуматься о содержании наших сердец.

Глубокий и весьма символичный смысл видится мне в том, что центральные темы нынешнего форума в Римини сформулированы под влиянием творческого гения русского писателя Федора Михайловича Достоевского. А точнее — под влиянием важнейших откровений его совести, его христианской веры и его православной природы.

Не сомневаюсь, что всем вам хорошо известна мысль Федора Михайловича о сердце как о поле битвы… Русский православный мир и среда творческой интеллигенции очень любят это высказывание писателя. Но я позволю себе напомнить контекст, который в романе «Братья Карамазовы» окружает этот излюбленный афоризм, вложенный автором в уста одного из центральных героев:

«Красота — это страшная и ужасная вещь!.. Тут берега сходятся, тут все противоречия вместе живут… Что уму представляется позором, то сердцу сплошь красотой… Ужасно то, что красота есть не только страшная, но и таинственная вещь. Тут дьявол с Богом борется, а поле битвы — сердца людей» (Ф. М. Достоевский. Братья Карамазовы. Часть первая. Книга третья).

И здесь же герой повествования с ужасом замечает, что красота — это понятие неопределимое, и то, что для одного — прекрасно, для другого может быть отвратительным. И — наоборот. При этом речь идет вовсе не об эстетических категориях, но о нравственных, и предмет разговора — красота человеческого бытия.

Если мы попытаемся распространить эту мысль на наши повседневные дела и на происходящие в мире события, то мы увидим, насколько совершенна и универсальна формула Достоевского о сердце человека как о поле битвы дьявола с Богом. В семейных противоречиях и в международных конфликтах, в противоборстве сил правопорядка с нарушителями законов, в расовых этнических и национальных противостояниях, наконец, в процессах формирования и развития демократических систем в Европе и в мире мы видим, что везде, по слову Достоевского, «берега сходятся» и «все противоречия вместе живут».

Оставаться со Христом

Мне кажется, Достоевский потому является одним из самых популярных и любимых писателей в мире, что каждым своим сюжетом и устами каждого своего персонажа он проповедует читателю о совести. В течение всей своей жизни он не в теории, а в ежедневной практике остро переживал все три фундаментальных закона диалектической логики.

Именно поэтому он как никто иной в истории мировой литературы смог разъяснить на языке повседневности: во-первых, какими бывают единство и борьба противоположностей в душе человека; во-вторых, как меняется судьба человека в зависимости от взаимного перехода количественных и качественных изменений в его душе; в-третьих, какое значение для духовного формирования личности могут иметь отрицания отрицания и почему в исторических судьбах людей и народов минус на минус нередко дает плюс.

Но в таком случае, мы вправе задать вопрос: где же он сам нашел истинный критерий оценки красоты и безобразия человеческой жизни? В ком он увидел тот совершенный идеал, следуя которому мир мог бы устоять? В чем, наконец, заключается именно та красота, которая спасет мир, как в это верил Федор Михайлович?

В двадцатых числах февраля 1854 года, когда едва лишь закончился срок его пребывания в каторге, Достоевский написал в одном из своих частных писем ценнейшее признание:

«… Я сложил в себе символ веры, в котором всё для меня ясно и свято. Этот символ очень прост, вот он: верить, что нет ничего прекраснее, глубже, симпатичнее, разумнее, мужественнее и совершеннее Христа, и не только нет, но… и не может быть. Мало того, если бы кто мне доказал, что Христос вне истины, и действительно было бы, что истина вне Христа, то мне лучше хотелось бы оставаться со Христом, нежели с истиной» (Полное Собрание Сочинений. Т. 28, кн. 1, с. 176).

Совесть как путеводная нить истории

Дорогие братья и сестры! Мы говорим о совести, и потому должны быть честны и друг перед другом, и в глазах окружающего нас мира. История христиан — это история людей, и в том числе — это и наша с вами история с нашими подвигами и падениями, с нашими слезами, потом и кровью, с нашими противоречиями и парадоксами. Увы, наша христианская совесть нередко свидетельствует против нас, ибо нет человека, который бы не согрешал.

Свою правду отстаивают и Западная, и Восточная Церкви в их историческом споре друг с другом. О своих внутренних неправдах мы предпочитаем говорить тихо и в узком кругу. Дипломатичность православных и католиков по отношению друг ко другу нередко служит лишь способом умалчивания о противоречиях, которые вопиют к Небесам об их разрешении, но не находят для этого человеческой решимости на земле.

Именно поэтому Личность Господа нашего Иисуса Христа, Сына Божия, Второго Лица Святой Троицы является тем неоспоримым идеалом, тем совершенным критерием, той нетленной красотой, которая — над всеми, во всём и для всех.

В Христе Спасителе нет внутреннего разделения, цельность Его Личности совершенна, и потому именно Он и только Он является единственным Сыном Человеческим, Который с полным правом и основанием сказал о Себе: «Я есмь путь и истина и жизнь» (Ин. 14: 6).

Вечный вопрос о способности веровать

Можно долго и убедительно говорить о том, почему и как каждому христианину надлежит стремиться к уподоблению Сыну Божию и стараться, по слову апостола Павла, «отложить прежний образ жизни ветхого человека, истлевающего в обольстительных похотях» (Еф. 4: 22). И каждое слово этой проповеди будет чистой правдой. Но есть одно обстоятельство, которое способно свести на нет все усилия проповедника. Это — если он услышит в свой адрес присловье: «Врач, исцели самого себя!»

Осмелюсь предположить, что отсутствие личного примера жизни по вере, скудость личного опыта чистосердечного исполнения Евангельских заповедей является не только глубокой личной трагедией христианина, но становится самым разрушительным средством в борьбе ада с земной Церковью.

На мой взгляд, именно это противоречие легло в основу той проблемы, которая была сформулирована Достоевским в записках к роману «Бесы» в связи с образом Ставрогина: «Дело в настоятельном вопросе: можно ли веровать, быв цивилизованным, то есть европейцем… веровать безусловно в божественность Сына Божия Иисуса Христа (ибо вся вера только в этом и состоит)?»

Сводить этот вопрос к диалектическому взаимоотношению веры и знания, христианской веры и светского образования означало бы сильное упрощение проблемы. Речь идет о мышлении европейца, о глубинной духовной сути обитателя Старого Света. Примечательно, что этот вопрос был поставлен Достоевским в начале семидесятых годов позапрошлого XIX-го века. А назревал он еще раньше, в течение, по меньшей мере, двух предшествовавших XVII-го и XVIII-го столетий.

И вот, ныне, в конце первого десятилетия XXI-го века мы вновь ставим его на повестку дня. Европа за это время изменилась весьма, европеец изменился до неузнаваемости… а вопрос всё тот же. Почему?

Потому что сомнения неотделимы от веры. Однако преодолеть сомнения и укрепиться в вере можно только при участии живой совести, которая не молчит, а жжет солгавшее сердце и обличает преступную душу. Если же заставить совесть замолчать, — а сделать это можно многими разными способами! — то, как следствие, возникнет желание освободиться от веры как от помехи, которая мешает истлевать в обольстительных похотях.

Именно это и происходит в среде тех, кто стремится противопоставить так называемую «цивилизованность» традиционным христианским ценностям.

Впрочем, современное понятие политически корректной цивилизованности неожиданно включает в себя совершенно дикие нравы и низменные наклонности, если рассматривать их с точки зрения здравого смысла и элементарной человеческой порядочности.

«Верую, Господи! Помоги моему неверию»

Состояние сегодняшнего европейского массового сознания, на мой взгляд, отражается в истории об исцелении Господом Иисусом Христом глухонемого бесноватого отрока, о которой повествует святой апостол и евангелист Марк в 9-й главе (Мр. 9: 14: 29). Книжники и ученики Христовы спорили о том, почему никто из них не может изгнать злого духа, который с детства мучает отрока, повергает его на землю, и тот испускает пену, и скрежещет зубами своими, и цепенеет, а демон бросает его и в огонь и в воду, чтобы погубить его.

Беседуя с отцом, который просил исцелить отрока, Иисус сказал ему: «Если сколько-нибудь можешь веровать, все возможно верующему». И он воскликнул со слезами: «Верую, Господи! Помоги моему неверию». Иисус запретил нечистому духу, и тот оставил отрока. А Своим ученикам Господь так объяснил их неспособность одержать духовную победу. «Сей род, — сказал Он, — не может выйти иначе, как от молитвы и поста».

Сейчас я не ставлю перед собой цель апологии поста и молитвы, тем более что для Русской Православной Церкви это вопрос бесспорный. Сейчас мне кажется важным сосредоточить внимание на ключевых словах этой истории: «Если сколько-нибудь можешь веровать, все возможно верующему» и «Верую, Господи! Помоги моему неверию».

Это обращение Бога к человеку и этот ответ человека Богу представляет собой универсальную модель богообщения. Учитывая всё, о чем мы сейчас говорили, мы можем увидеть в этой модели, как с Божьей помощью преодолевается сомнение — этот вечный спутник горячей веры и обостренной совести.

Современный цивилизованный человек — существо очень наивное. Его детская самоуверенность в совершенстве приобретенных знаний, его подростковая восприимчивость к массовым стереотипам мышления и поведения были бы милы, если бы всем этим не пользовался и всё это не поощрял нечистый дух, желающий погубить его. И вопрос даже не в том, сознаёт ли это сам цивилизованный человек: наступит время, и он поймет всё и сразу. Для нас, христиан Европы, важно то, чтобы хоть кто-нибудь из нас был в состоянии просить Бога об исцелении этого больного отрока.

Важно, чтобы у нас хватило сил и мужества веровать и просить Господа! Просить, чтобы Он помог нашему неверию в торжество добра даже в самом закоренелом грешнике, помог нашему сомнению в справедливости Божественных судеб, помог нашей тускло тлеющей совести ярко разгореться и растопить нашу теплохладность, робость и раздвоенность в самих себе.

Наконец, чтобы Господь помог нашей вере в то, что всё возможно верующему! Чтобы мы не на словах, а на деле сумели подтвердить истинность мнения Данте Алигьери о том, что черты человеческого лица всё-таки способны сложиться в буквы двух слов: Homo Dei — Человек Божий.

И вот тогда мы сможем со знанием дела разъяснить трезвеющему миру, что означают слова блаженного Аврелия Августина, обращенные к Богу: «Ты создал нас для Себя, и мятется сердце наше, доколе не успокоится в Тебе».

Вот почему позвольте мне в завершение пожелать всем нам и каждому из нас, чтобы в наших повседневных словах, делах и помышлениях всегда главенствовал тот, о ком сказал святой апостол Петр, а именно — «сокровенный сердца человек в нетленной красоте кроткого и молчаливого духа, что драгоценно пред Богом» (1 Петр. 3: 4). Аминь.

+Филарет,

Митрополит Минский и Слуцкий,

Патриарший Экзарх всея Беларуси.

23 августа 2010 года,

Римини, Италия.